Утки, мерзость, воспоминания и пластинка «Крошка Шерли Бинз»: Джером Селинджер «Над пропастью во ржи»

 «И что это было?». Эти четыре слова первыми возникли в моей голове после того, как я закрыла книгу с романом Джерома Селинджера «Над пропастью во ржи». 

Эта история поражала меня на протяжении всех 234 страниц, начиная с того факта, что это первый и единственный роман в библиографии автора, заканчивая повторением целых словосочетаний из соседних предложений, как в плохо отредактированных бульварных романах. Пожалуй, это самое колоритное произведение, которое я когда-либо читала. Оно оставило странный осадок и желание прополоскать рот мятным глистером и зайти в парк, чтобы надышаться запахом лип до потери сознания. До сели у меня никогда не было настолько противоречивых отношений с главным героем. С этим подростком я прокатилась на качелях, которые переносили меня из области категорического понимания и солидарности в область безграничной ненависти и зверского бешенства. Холден Колфилд. «Держащийся на выжженных полях». Кто-то может его боготворить, делать лицом подросткового поколения, а остальные не воспринимать всерьез, а потом считать своим лучшим другом. Этот пятнадцатилетний подросток и правда «держится на выжженных полях своего сознания». Вроде как Колфилд не обременен рациональным мышлением и вовремя может сделать правильные выводы и сказать нет, как сделал это с проституткой в отеле Эдмунд, но в то же самое время противоречит сам себе - зовет на свидание Салли Хейс, которую разве что терпеть не может, идет с ней в театр на «любимых» Лантов, убеждает себя, что делает все правильно, а потом напивается и открывает рот, из которого выливаются его мысли и откровенное мнение о прогнившем насквозь современном обществе. Холден будто бы противостоит всему миру, прячась за охотничьей шапкой, воспоминаниями об Алли, пластинкой «Крошка Шерли Бинз» и вопросами таксистам касательно зимовки уток. Вся его жизнь – тупые противоречия и серая мораль. Он в том возрасте, когда ощущаешь себя исключением, находишься в поисках изъянов окружающих, забывая о своей собственной мерзости. На протяжении всей истории мне казалось, что Колфилд сам не понимает своих действий , будто бы он потерялся во времени, а все, что мы видим – мазки отдельных воспоминаний, которые он собрал воедино и сделал это, кстати, очень удачно.

Я больше никогда не возьму эту книгу в руки. Она так же прекрасна, как и отвратительна. Местами я находила в Холдене себя и физически чувствовала, как опускаюсь на дно Марианской впадины, осознавая всю тошнотворность его/моих поступков и мыслей. А потом я вдруг начинала его любить и считать, что это есть самый близкий для меня человек из восьми миллиардов. В этой книги нет эйфории, человеческого счастья или конкретики, но эта история все равно поражает до глубины души не простотой или детальным описанием предметов, окружающих главного героя, а тем, что каждый может обнаружить в этом мальчишке себя. Он такой себе универсальный персонаж. Его многогранность прекрасна, а жизнь отвратительна. Но это же и есть прелесть, правда?